Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie и соглашаетесь с правилами его использования

Родители и реанимация: пускать или не пускать?

21 января 2014Общество
Поделиться:

Проблема допуска или, скорее, не допуска родителей к ребенку, когда он находится в реанимации, в России существовала давно. Это обсуждать ее стали недавно и очень горячо.

Обычно ситуация выглядит так: раз в день к трясущимся родственникам выходит врач и кратко докладывает состояние малыша. Сразу всем и сразу и обо всех. Естественно, ни о какой врачебной тайне речь уже не идет — успеть бы ухватить смысл и задать пару вопросов. Причем, известны случаи, когда родителей не пускали даже к умирающему ребенку. Но если маленький пациент находится в реанимации всего сутки после операции, для него все равно важно видеть маму и папу, а не только множество чужих незнакомых лиц.

Историй много, их хватит на большой скорбный фолиант, который никогда не увидит свет. Девочка очнулась после наркоза, увидела чужих людей, незнакомую комнату. Из-за нервного шока отказывалась говорить несколько дней.

Онкологический больной, терминальная стадия, маму пускают раз в несколько дней на час. На любые попытки возражать, обвинения в неадекватности. Мама понимала, что и эти «подачки» могут прекратиться, поэтому, по ее словам, вела себя «как овечка»: «Если меня спросят, какой момент в моей жизни самый страшный, я отвечу, не задумываясь. Почему-то даже не прощание с ребенком в морге, хотя большей жути, кажется, помыслить нельзя. Но тут — все. Свершилось. Ты все знаешь. Надежды нет, и у тебя было время с этой мыслью прожить почти сутки. Но вот для меня самые кошмарные минуты — это минуты ожидания перед закрытыми дверями реанимации».

Еще одно свидетельство: «Когда мы прощались с Даней в морге Хользуновки, его мама, Света, когда ее выносили под руки от гроба, повторяла, как заведенная — почему? Почему эти люди не дали мне быть с ним последние дни? Это не их ребенок, это мой ребенок! Я хотела! Почему мне не дали слышать его последние слова? Слышать последний вздох? Всё это должно было быть моим!». Мама рядом — это одновременно лучшее утешение и лекарство для ребенка: «Я благодарю Бога за то, что мне попадались люди, которые пускали меня к ребенку в реанимацию. Если Даша была в сознании, она просто держала мою руку и слушала мой голос. И ей было просто спокойно, и даже боль куда-то уходила».

Между тем, эта проблема не только решена в других странах, она даже не очень там понятна. Российские родители, чьи дети лечились в Германии и Израиле убедились в этом на своем опыте. К примеру, отсутствие родителей в израильской реанимации должно быть вызвано специальными обстоятельствами. Именно — отсутствие, а не присутствие. Ребенка могут посещать и другие родственники, но не более двух сразу. Родителям объясняют заранее все плановые манипуляции, а если ребенок в сознании, объясняют и ребенку. Просят выйти только при экстренных реанимационных мероприятиях. Примерно такой же подход сейчас наблюдается во всех европейских странах, в США и Канаде, Китае. Да-да, именно! Это подтверждают родители девочки, которая умерла в реанимации в Пекине: «Очень хорошие внимательные медсестры — просили научить русским словам, если Аня очнется говорить с ней, чтобы не пугалась. У них был наш телефон, на который они звонили, если возникали вопросы. Например, будем ли мы ставить искусственную вентиляцию легких. Сказали, что подождут, пока приедем, чтобы совместно это решить».

Любовь Семенова, заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии

Было бы неправдой сказать, что в России в этом смысле плохо везде и всюду. В реанимацию Морозовской детской городской клинической больницы пускают, хотя и ограниченно. Заведующая отделением реанимации и интенсивной терапии Любовь Петровна Семенова уверена:

— Ребенок меняется, когда мама приходит. Даже самые тяжёлые дети открывают глаза, проявляют эмоции. Это важно. На меня такой реакции, естественно, не будет.
— Как осуществляется допуск к детям?
— С двенадцати до часа беседы с врачами, потом родители «наряжаются» и идут в отделение. Наряжаются, я имею в виду — надевают бахилы, халат, колпак и маску. Далее обработка рук.
— Сколько можно находиться возле ребенка?
— В терапевтической части сроки не установлены. В зависимости от состояния ребенка и насколько ему нужна мама. И… в зависимости от адекватности родителей.
— Что в вашем понимании — адекватность?
— Не каждая мама способна нормально среагировать, увидев, что её ребенок без сознания, к нему подключен монитор, он весь в датчиках и катетерах. Тем более, если такое состояние у ребенка наступило внезапно. Иногда пытаются вмешаться в процесс лечения.
— Разговариваете?
— Да, объясняю, пусть медленно, но находим общий язык. Потому что очень беспокойное родительское поведение в реанимации очень мешает работе, и в итоге страдает ребенок.
— И все-таки — сколько родители у вас могут быть при ребенке?
— У меня уже есть опыт, который свидетельствует — круглосуточное пребывание родителей в реанимации не нужно ни родителям, ни ребенку. И даже целый день не очень нужно. Пятнадцать минут, двадцать минут, час, два. Но это только в терапии. В хирургии я не могу разрешить больше пятнадцати минут, в силу того, что там нет условий — общая палата.
— Родители помогают осуществлять уход?
— Да. Массаж, например. Памперсы поменять, подмыть…

Игорь Хамин, заведующий реанимацией Центра им. Дм. Рогачева

Идеально решена проблема в Центре детской гематологии им. Димы Рогачева (ФНКЦ). Это единственная детская больница в России по стандартам ничем не отличающаяся от клиник в Европе или Америке. Заведующий реанимацией Центра Игорь Геннадьевич Хамин удивляется вопросу, помогают ли родители в уходе:

— Родителей мы не привлекаем. Они просто общаются с ребенком, за ручку его держат. Обработку, перестилание делает медперсонал.
— Сколько родственники могут быть с малышом?
— Официально мы устанавливаем рамки с десяти утра до восьми вечера, но если родители настаивают на присутствии ночью, мы практически всегда разрешаем.
— Вы до этого работали в РДКБ. Сравните ситуацию там и здесь.
— Здесь условия лучше. Новое здание, более продуманное, есть отдельные боксы. Там — большой реанимационный зал, где лежат как послеоперационные, так и гематологические больные, пациенты после трансплантации. Здесь больше возможностей для изоляции при риске инфекции. Хотя мы все равно боялись…
— Почему?
— Никто не хочет лишних проблем. Однако несколько человек из нашего отделения съездили на стажировки заграницу. Мы увидели, что так работать можно. И масса вопросов, которые меня лично смущали, снялись.

По большому счету, то, что мы делаем, это опыт других стран. Везде свободный доступ. Главное — обработка рук при соприкосновении с пациентом. За этим везде следят. Родители видят, что мы делаем для ребенка все возможное. Даже когда происходит прогрессивное ухудшение состояния, это происходит на глазах у родителей. А не так, что они ребенка отдали в реанимацию, не видели десять дней, а потом их пустили попрощаться. Когда это происходит на глазах, возникает меньше подозрений. И масса было случаев за эти два года, когда родители умершего ребенка приходили и благодарили врачей. Это самые драгоценные моменты, когда, несмотря на неудачу, наш труд оценен.

— Проблемы все же есть?
— На определенном этапе у родителей накапливается усталость, наступает моральное истощение. Всё это нужно на кого-то вылить, а рядом оказываемся мы. Стараемся относиться с пониманием. В больнице есть группа психологов, которые работают с родителями, помогают персоналу.
— Насколько важно присутствие матери для ребенка в тяжелый момент?
— У нас мальчик лежит. Сегодня я с утра ему говорю: «Есть такой фонд "Подари жизнь", который помогает больным детям. У них день рождения, к пациентам будут звезды приходить… Ты кого из звезд хочешь увидеть?». Он: «Маму!» Показательный пример, правда? Разлучать родителя и ребенка никто не в праве. И если мы способны обеспечить присутствие родителей, мы обязаны это сделать. Особенно это важно, если ребенок уходит.

Алина Хаин, детский психолог

Детские психологи солидарны с врачами, с которыми мы поговорили. Вот что говорит Алина Евгеньевна Хаин, зав. отделением клинической психологии ФНКЦ:

— Есть в психологии такое понятие, как «базовое доверие» — это доверие близким людям и миру в целом, и оно является необходимым условием благополучного развития человека. Безусловно, уже сама болезнь и лечение являются для ребенка серьезным испытанием. А в реанимации на плохое самочувствие накладывается непонятная окружающая действительность (большое количество непонятных приборов, трубки, нередко привязанные руки), которая часто воспринимается как агрессивная и угрожающая, и рядом с ребенком нет близких людей, способных что-то объяснить и поддержать. Это действительно очень тяжёлая ситуация, которая может иметь свои последствия для психологического состояния ребенка. Особенно, если это произошло внезапно, а не планово после операции, или ребенок еще маленький и его не смогли подготовить к тому, что его ждет. Безусловно, многое зависит от умения персонала реанимации успокоить ребенка и объяснить ему, где он и что с ним. Но родителей, конечно, не заменит даже самый лучший доктор.

Отделение детской реанимации

В ФНКЦ родители имеют свободный доступ в реанимацию, но мы встречаем семьи, где дети находились в реанимационном отделении до приезда к нам, в других клиниках. Хочу немного успокоить родителей — нарушения не всегда выраженные и обратимы. Хотя это совсем не значит, что мы не должны приложить все усилия, чтобы изменить ситуацию с допуском в реанимацию. Ситуация с общим реанимационным залом, где якобы нет условий для допуска родителей, легко решается в большинстве западных клиник установкой ширм и занавесками, а также разработкой чётких правил, которые родители безусловно способны соблюдать.

Итак, наиболее частые последствия нарушенного доверия — тревога, страхи, нарушения сна, временный регресс (возвращение) к более раннему этапу развития. Например, ребенок, который уже говорит, может замолчать, «разучиться» есть самостоятельно, ходить в туалет. Дети, особенно первое время, никуда не отпускают родителей, должны их всегда держать в поле зрения. У них появился опыт, что внезапно и необъяснимо их вдруг разлучают, и они оказываются во враждебном, как им представляется, окружении. Нужно время, много любви и терпения, чтобы восстановить у ребенка ощущение уверенности.

Последствия для родителей тоже есть, безусловно. Самые основные — это усиление тревожных и депрессивных переживаний, ощущения беспомощности и вины. И это касается не только родителей, которых не пустили к умирающему ребенку, но родителей в целом. Даже если твой ребенок просто приходит в себя после проведенной операции, большинство родителей чувствуют невыразимую вину, если не могут быть рядом с ним, в тот момент, когда он нуждается в их помощи. Да, просто быть рядом с ребенком — безусловный инстинкт и право родителей. В каждом из нас это заложено так глубоко, что когда, даже по объективным обстоятельствам, это невозможно, родители чувствуют себя «плохими», не способными защитить, а иногда и предавшими своего малыша. Особенно это касается ситуаций, когда ребенок умирает. «Последние дни» не измеряются днями, это не имеет никакого отношения к обычному течению времени. Разлучение семьи в этот момент — двойная трагедия.

Самое интересное, что это право родителей быть с ребенком в любом лечебном учреждении закреплено и законодательно. Согласно 51 статье федерального закона «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» находиться вместе с ребенком на протяжении всего периода лечения в стационаре — неотъемлемое родительское право. Однако это право вступает в конфликт с обязанностями пациентов, также указанными в законе, статья 27, п.3: «Граждане, находящиеся на лечении, обязаны соблюдать режим лечения <…> и правила поведения пациента в медицинских организациях». На эти внутренние правила больниц и ссылается врачебная сторона. А также на права других пациентов — в общем зале реанимации может оказаться и ребенок после операции, которого переведут через день в обычное отделение, и паллиативный больной. Если к последнему пустить маму, то и к первому надо, а это «уже будет не реанимация, а проходной двор».

Редко кто из родителей начинает открытую войну — пишет жалобы в соответствующие надзорные и правоохранительные органы или хотя бы главврачу. И это понятно — до того ли, когда твой ребенок в реанимации и от врачей этой самой реанимации зависит его жизнь. Всеми правдами и неправдами родители пытаются договориться. Как правило, добиться можно только редких и кратковременных визитов. Видимо, персоналу зачастую удобнее считать маленького пациента не человеком, а полигоном для решения задачи по выздоровлению. Конечно, они хотят при этом только самого лучшего для ребенка. Забывая, что психологический фактор никто не отменял. И перед ними не бревно, из которого им предстоит выточить веселого Буратино, а испуганный, страдающий малыш, который не понимает, почему мамы нет рядом.

Новости

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google ChromeFirefoxSafari