Научиться дышать

Андрею Шаркову необходима завершающая операция в Германии стоимостью 660 тысяч рублей. Врачи надеются, что после этого малыш сможет дышать, как все обычные люди.

Андрюше два с половиной года, и почти все это время он дышит через специальную трубку в горле — трахеостому. Иначе нельзя — у мальчика гемангиома, опухоль гортани. Особенность подобных новообразований — очень быстрый рост, поэтому Андрей за свою короткую жизнь перенес десяток операций и десяток сложных диагностических исследований под общим наркозом.

Сказать, что Андрюшка непоседа, — это не сказать ничего. Пока мы общаемся с его мамой Надеждой, он успевает перевернуть маленькую кухню вверх дном — постучать крышкой от кастрюли по ноутбуку, раскидать по полу печенье, сорвать половину магнитов с холодильника, сунуть любопытный нос в морозилку и, в довершение бандитского налета, рассыпать кошачий корм. Все это время он радостно болтает, пока еще на своём языке. От обычного маленького хулигана его отличают хриплое дыхание и трубка в горле, приклеенная зеленым пластырем. И ещё — ему нельзя бегать.

Врачи говорят, что Андрей — феномен. Как правило, люди с трахеостомой не могут говорить, если не зажмут пальцем отверстие в горле. Андрюшка говорит, да еще таким звонким голосом!

Мама вздыхает и добавляет:

— Ещё бы… Он ведь не знает, что можно по-другому.

Ещё во время беременности двадцатилетней студентке сказали, что её будущий ребенок не совсем здоров — правая почка почти не работает из-за многочисленных кист. И тут же успокоили: «С этим можно жить». Оказалось, практически несовместима с жизнью другая беда. В месяц Андрей стал задыхаться и попал в реанимацию на аппарат искусственного дыхания, где почти безвылазно провёл свои первые полгода.

— Меня туда не пускали, я сидела под дверью и плакала. Иногда выходили врачи. Я хотела, чтобы они вышли, и боялась в то же время. Я видела, как сидящим рядом со мной родителям сообщали, что их ребенок умер. Однажды сказали и мне: «Мы ничего не можем сделать. Готовьтесь». Я ночью пришла на территорию больницы, стояла у корпуса и молилась, чтобы Андрей жил. Только чтобы жил…

После нескольких операций состояние мальчика стабилизировалось, ему поставили трахеостому и сказали, что так будет долго. Лет пятнадцать, не меньше. Надежда не сложила руки, разговаривала с врачами, узнавала. Ей пытались помочь, но в России мало опыта проведения операций по восстановлению гортани и удалению трахеостомы. И, что важнее всего, нет необходимого оборудования. Лазер для одной из операций привозили из Германии, а саму операцию согласился провести израильский хирург.

Наш фонд уже собирал деньги на операцию для Андрюши Шаркова, и в сентябре она была проведена в Германии. Лечащий врач сказал, что в декабре мальчик обязательно должен вернуться для завершающего этапа. Операция сложная, но шансы очень хорошие.

…Бум!.. со звоном падает огромная кастрюля…

— Он, наверное, всех детей во дворе заставил себя уважать?
— Я не разрешаю ему играть с детьми. Они могут вырвать трахеостому. Один раз, на прогулке, Андрей сам случайно это сделал. Сразу посинел и стал задыхаться. Из горла потекла кровь. Хорошо, что с нами был папа — он не испугался и вставил трубку обратно. Смог как-то…
— А вы?
— А я потеряла сознание.
Трубку Андрей может вырвать и во сне, поэтому его молоденькая мама почти не спит. Всё время вскакивает и проверяет, всё ли в порядке.
— Ой, сейчас ерунда. Первое время ночью приходилось каждые пятнадцать минут мокроту удалять. А сейчас всего лишь несколько раз в сутки трубку надо обработать…

Папа у Андрея есть, но живет он отдельно. Так что основной кормилец — дедушка, отец мамы Нади. 660 тысяч рублей — космическая сумма для этой семьи. Но Андрей обязательно должен дышать. Во что бы то ни стало.