Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie и соглашаетесь с правилами его использования

Инна Пенек

12 июля 2009Архив
Поделиться:

Инна лечилась в Киеве в 1995-1996 году от лимфомы Ходжкина. Теперь она живет и работает в США и сама старается помогать больным детям на Украине.

Думаю, у меня классический случай. Зимой 1995 мне поставили диагноз – лимфома Ходжкина. К счастью, заболевание было обнаружено на ранней стадии, к тому же случайно. Мне тогда было 17, училась в 11 классе в довольно хорошей школе–лицее №74 города Одессы. Школу я очень любила.

Как и везде, у нас требовали проходить флюорографию каждые полгода, а может раз в год, я не помню. Проверяли на туберкулез. Врач, проверявший снимки, заметил странное затемнение на моем и отправил меня в районную больницу на обследование. Там врачи предположили, что у меня либо опухоль, либо проблемы с сердцем. Мы начали искать знакомых со связями – обычное дело в подобных случаях. Так я оказалась в городской больнице Киева, специализировавшейся на проблемах сердца.

Мне сделали кучу тестов, включая такую процедуру, когда тебе под наркозом делают маленькую дырочку, кажется, в артерии на ноге, и таким путем проводят малюсенькую камеру к сердцу (катетеризация сердца). Не знаю, действительно ли эта процедура была необходима, чтобы убедиться, что у меня нет проблем с сердцем, или врачам просто хотелось испытать новое оборудование, но они эту процедуру провели. Как сейчас помню: сразу после этого я побежала звонить друзьям, а когда вернулась в палату, медсестра была очень удивлена, что я разгуливаю, потому что после такого рода хирургического вмешательства положено было лежать. Я вообще не особо люблю отдыхать и валяться в кровати, но стараюсь, если этого требуют.

В общем, после всей этой катавасии версия проблемы с сердцем отпала, а меня отправили к онкологу в другой киевской больнице (кажется, сейчас она называется Исследовательский институт онкологии и радиологии) на улице Ломоносова. Врач оказалась потрясающей женщиной с грубым голосом, дымила как паровоз, волосы были стрижены коротко и обесцвечены, а возраст было совершенно невозможно определить: то ли двадцать, то ли пятьдесят. Лицо её я помню отчетливо, а вот имя забыла.

После анализов крови, биопсии лимфоузлов шеи (сзади на шее у меня есть небольшой шрам), КТ-сканирования и Бог знает чего еще мне поставили диагноз лимфома Ходжкина на ранней стадии (вроде второй степени, не помню точно). И пообещали веселые месяцы чередования химиотерапии и облучения.

Само собой разумеется, что перспектива оказаться лысой на выпускном вечере не привела меня в дикий восторг. Так что я заявила, что соглашусь на химию только в том случае, если у них есть такая, от которой волосы не выпадают. Более того, поскольку я была достаточно упрямой, каким-то образом родителям удалось такой род лекарств раздобыть. К слову сказать, добывать приходилось не только лекарства. Поскольку в то время не хватало элементарного, нам приходилось самим доставать шприцы, капельницы, вату и т.п. По всей видимости, так дела обстоят и сейчас, в той или иной степени, но об этом позже.

Насколько я помню, лежала я в детском отделении, но, правда, в моей палате детей не было. В палате было 8 кроватей, и в основном люди находились в больнице постоянно. У моих родителей была подруга в Киеве, у которой квартира находилась на капитальном ремонте, и она, добрая душа, разрешила нам там поселиться. Мы с отцом спали на матрацах в кухне, кажется. Больше в квартире ничем пользоваться было нельзя, разве что ванной и балконом. У меня тоже были друзья в Киеве, и они, по мере возможности, развлекали меня, пока я еще в состоянии была куда-то выходить. В перерывах между блоками я подрабатывала на фирме приятеля моего отца, ну и бой-френд у меня тоже был, куда без этого в 17 лет. Кстати, его родители очень мне помогали и поддерживали. В общем, история взрослеющей барышни – и так проблем полно, а тут еще химиотерапия.

Моя мама осталась работать в Одессе, а отец разрывался между двумя работами в Одессе и Киеве. Думаю, это был единственный способ заработать на мое лечение. За год мне провели три блока химиотерапии (не уверена, какому протоколу следовали, но помню названия некоторых лекарств, например, «Винкристин» и «Кариолизин») и два блока облучения шеи, груди и подмышек.

Из-за длительного пребывания в больнице мне не пришлось сдавать выпускные экзамены (такой побочный эффект получился), оценки поставили по результатам первого семестра. Вообще-то мне предложен был выбор: сдавать экзамены или получить оценки, основываясь на полученных ранее, ясное дело, я выбрала путь попроще.

После химии волосы у меня не выпали, а вот после облучения какое-то количество я потеряла. Я не стала делать короткую стрижку, как все советовали. И, поскольку волосы выпали в основном сзади, а к выпускному вечеру у меня уже отрос какой-то пушок, получилось нечто оригинальное. Я жутко похудела во время облучения груди и шеи, но выпускные фотографии получились очень даже ничего. Видимо, худые, как спички, неплохо смотрятся в выпускных платьях.

В то лето мы должны были уезжать в Штаты, но пришлось отложить на год, чтобы я успела закончить лечение.

Случались со мной и забавные моменты. Помню как-то возвращалась с химии на троллейбусе, и рядом сидящий сердобольный паренек, взглянув на мои вены со следами игл, зеленый оттенок лица и полузакрытые глаза, предложил мне наркотики. А другой товарищ, чуть не сбивший меня с ног, налетел на меня с увещеваниями, что я слишком молода, чтобы быть наркоманкой...

Мало кто из окружающих знал, что со мной происходило, а те, кто знал, не разговаривали со мной о болезни, так что, в принципе, эмоциональной поддержки мне никто не оказывал. Разве что родители пытались меня поддерживать, но у них это не очень хорошо получалось, к тому же тогда они были не в восторге от моего романа. А вот родителям бой-френда общение со мной давалось намного легче, возможно, потому, что его отец занимался ликвидацией последствий Чернобыльской аварии и в связи с этим получил целый букет заболеваний.

На курс лечения ушел целый год, а потом мне проводили КТ-сканирование и анализы крови каждые полгода, потом раз в год. А теперь мой врач-гематолог, кажется, считает, что достаточно только проводить анализ крови, поскольку я уже столько лет нахожусь в ремиссии.

Поскольку мне облучали грудную область в возрасте до 18 лет, у меня большая опасность заболевания раком груди, поэтому последние два года я нахожусь под пристальным наблюдением врачей. После всего пережитого я слегка параноидально отношусь к своему здоровью, поэтому, когда у меня ни с того ни с сего появляется кашель, аллергические раздражения на коже, вдруг начинает болеть живот или я теряю вес, тут же бегу к гематологу, вместо того, чтобы радоваться, что стройнею по какой-то причине. Видимо, неизбежные последствия.

Я закончила колледж в Бостоне в 2002 году по специальности компьютерные технологии. Последние два с половиной года живу и работаю в Нью-Йорке. Этой зимой где-то под Новый год провела неделю в Киеве. Когда покупала билеты, думала, что ни за что не заеду в больницу, где меня лечили. Потом подумала, что нужно заехать. Собрала две коробки игрушек и отправила подруге в Киев (получилось чуть ли не 50 килограмм, примерно сколько, сколько я сама вешу). Как я эти игрушки повезу в больницу, я понятия не имела.

Когда я была в Киеве, мы нашли в справочнике номер больницы, потом узнали номер детского отделения. Я позвонила, и мне велели прийти на следующее утро, пока они не закрылись на праздники. Друг отвез меня с двумя коробками игрушек на улицу Ломоносова. Только автобусная остановка и табличка на здании были мне знакомы. Мне удалось стереть из памяти неприятные воспоминания... Мы поговорили с персоналом, распаковали коробки и отправились по палатам раздавать игрушки детям. Мы рассказывали детям и родителям историю о девушке, которая лечилась там 12 лет назад, а теперь вот она – жива-здорова, получила образование, работает и привезла им игрушки в подарок.

До сих пор родителям приходится покупать лекарства для детей, хотя не все, как это было в моем случае. Больницу перестраивают, в палатах сейчас меньше мест, у детей удобные кровати, а в штат больницы входит даже психолог. Но детишки по-прежнему такие же худенькие и лысенькие, что смотреть больно.

Я держалась, пока не села в автобус и не раскрыла по дороге обратно книгу, которую мне дали в больнице, эта книга была выпущена организацией родителей и волонтеров... Не думаю, что собираюсь на Украину в скором времени, но я хочу снова отправить посылку в больницу к Новому году. Я не особенно богата, но хоть что-то могу сделать.

Инна

Новости

2016: подведем итоги?

Насыщенный впечатлениями год уходит, а его новости все не кончаются... Тем не менее, было в нем и много хороших историй, о которых хочется вспомнить и радоваться, что они все-таки состоялись. О главных событиях 2016 рассказывает Екатерина Чистякова, директор фонда «Подари жизнь».

Архив28.12.2016

Дед Мороз из Бразилии, заколдованная принцесса и тигр-бард

Новогодние елки, устроенные друзьями фонда, нашими волонтерами и сотрудниками, порадовали детей в Институте им. Н.Н. Бурденко, отделении общей гематологии Центра детской гематологии им. Димы Рогачева и Московском областном онкологическом диспансере.

Архив27.12.2016

Елочный старт!

Традиционно в двадцатых числах декабря в больницах, где лечатся дети, которым помогает фонд, начинаются новогодние представления. Вчера праздник наступил в отделениях Российской детской клинической больницы и Морозовской больницы.

Архив23.12.2016

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google ChromeFirefoxSafari