Интервью инициативной группе «Доноры – детям»

Александр Карачунский – большой поклонник цифровой техники. Признается, что слишком много времени проводит за компьютером, не расстается с фотокамерой и «наладонником». Любит хорошую литературу и хороший театр. Уколов не боится. Но считает, что дети не должны терпеть боль и у них не должно быть страха перед врачом. Мы решили не публиковать интервью с Александром Исааковичем в форме вопросов и ответов. Из всего сказанного им мы составили рассказ и помещаем его ниже.

«Для меня все началось на рубеже 80–90-х годов. Мы были романтиками и донкихотами, когда пришли в детскую гематологию. Мы взахлеб читали статьи в иностранных журналах, где говорилось, что в мире выживаемость детей уже в середине – в конце 80-годов была 75–80%. А в России на тот момент выживаемость была нулевой. Мы не сочли это империалистической пропагандой, мы полностью верили этим данным и мечтали сделать так, чтобы у нас тоже были такие результаты. И я все не мог понять, почему еще в середине 70-х годов на западе уже выживали 50% детей с острым лимфолейкозом, а у нас они все умирали, при том что все лекарства в России и на западе были одни и те же. С этим вопросом в душе я ехал в декабре 90-го года к профессору Хейнце в немецкую клинику «Шаритэ».

А дальше вы все знаете. Мы познакомились с западными протоколами лечения, с организацией работы западных клиник и перенесли этот опыт к себе. И у нас все получилось.

Но мы не только копировали западный опыт. Мы смогли внести свой вклад в онкогематологию. Еще в 90-м году в Берлине мы с Хейнце очень интенсивно обсуждали перспективы лечения острого лимфолейкоза в России и анализировали все работы, которые тогда публиковались. И мы увидели возможность создать новый протокол лечения, менее токсичный, чем общепринятый BFM. И такой протокол был создан и получил название «Москва – Берлин» (MB) в знак нашей дружбы с Берлином. Это оказался простой в исполнении, нетоксичный протокол, столь же эффективный, как BFM.

И мы решили воспроизвести этот протокол в других клиниках. Так и возникла идея организации мультицентрового исследования. С августа 1995 года пять клиник (Екатеринбург, московские Морозовская и Российская детская клиническая больница, Сочи и Нижний Новгород) стали работать вместе. Тогда это не требовало больших денег. Просто встречались несколько врачей и обменивались результатами, обсуждали больных.

Мы сравнивали классический немецкий протокол BFM с новым протоколом MB. Исследования продолжались с 1995 по 2002 год. В них участвовало 17 клиник, 700 пациентов. Выяснилось, что по эффективности лечения лейкоза различий нет, но протокол МВ менее токсичен и проще в исполнении. А когда это исследование закончилось, мы поняли, что надо продолжать работать вместе. Сейчас идут новые исследования. Мы планируем начать работу над новым проектом МВ-2007. Мы хотим сделать еще более оптимизированную терапию, чтобы уровень осложнений был минимальным, а результаты максимально хорошими.

Наши исследования касаются только острого лимфолейкоза, это самое распространенное злокачественное заболевание у детей. Наша работа – это первые такого рода исследования в России. Хотя я уверен, что такая работа должна вестись и по другим заболеваниям.

Дело в том, что онкологические заболевания у детей достаточно редки, любой врач в течение всей своей жизни встречает всего 20–30 пациентов с одним и тем же заболеванием и каждого из этих больных нужно наблюдать в течение длительного времени. В этих условиях очень трудно сделать какие-то обобщения и понять, как этих больных правильно лечить, какие медикаменты и как применять. Врачу, даже чтобы ответить на один вопрос, не хватит и всей жизни.

История мультицентровых исследований началась в 50-х годах, через несколько лет после Второй мировой войны. Стало ясно, что все новые лекарства, которые появляются, могут дать эффект только при определенном режиме применения, и не всем пациентам, а только определенным группам пациентов. И этот эффект еще надо правильно зарегистрировать. Это невозможно сделать на уровне опыта одного врача и даже одной клиники.

Поэтому и возникла технология мультицентровых исследований, которую создал пэр Англии сэр Брэдворт Хилл. Суть технологии в том, что десятки и даже сотни клиник объединяются. И информация о пациентах этих клиник стекается в единый центр в режиме реального времени.

Для России важно еще и то, что клиники, объединяясь на основе единых стандартов, начинают работать одинаково. И судьба ребенка не зависит от личности лечащего врача. Ведь сегодня большая беда России в том, что существуют «плохие» и «хорошие» клиники, работающие на разных уровнях.

Сейчас в наших исследованиях участвуют 37 клиник. С мая 2005 по май 2006 года мы зарегистрировали в исследовании 418 детей. Все эти дети лечатся по единым стандартам, неукоснительного соблюдения которых мы требуем. В наших протоколах описаны схемы химиотерапии, схемы лечения осложнений, и то, как надо разговаривать с родителями детей, и какой должен быть уход за ребенком. В наших клиниках мы стараемся улучшить самое главное – качество ухода за больными детьми, качество работы сестер. Так вот, после включения в мультицентровые исследования врачи и сестры разных клиник становятся единой командой и происходит бурный рост клинического мастерства медиков.

Конечно, различия между клиниками пока есть. Но я вижу, как со временем, постепенно эти различия стираются, как все клиники начинают работать лучше. Те клиники, которые работают с нами давно, показывают выживаемость за 85–88%. Это практически не отличается от западных результатов.

Клиники участвуют в нашем исследовании добровольно. Врачи из регионов звонят нам, спрашивают про детей, советуются, приезжают, предоставляют полную и оперативную информацию о каждом ребенке. Мы проводим детальный анализ каждого случая. Если ребенок погибает – для нас это всегда чрезвычайное происшествие, и мы всегда анализируем, почему это произошло.

Результаты наших исследований оценены и востребованы не только в России. На международном конгрессе детских онкологов в сентябре 2005 года в Ванкувере наш доклад по токсичности протокола MB занял первое место и еще один наш доклад – второе».