Продолжая использовать наш сайт, вы даете согласие на обработку файлов cookie и соглашаетесь с правилами его использования

«Радиологи могут проникать в тело на любую глубину»

26 февраля 2020Врачи
Текст:
Наталья Гриднева
Поделиться:

В его небольшом кабинете все довольно буднично. О специализации Юрия Юрьевича напоминает лишь изображение головного мозга одного из пациентов, выведенное на экран компьютера. И книги.

Ваша работа — всегда битва с коварной болезнью. Если не удается спасти жизнь, как вы справляетесь с этими переживаниями?

К этому невозможно привыкнуть. И нет универсального способа справиться с такими эмоциями. Мы, врачи и родители, безусловно, работаем до последнего, пока у нас есть надежда, что наше лечение может принести пользу ребенку. Мы делаем все возможное, чтобы спасти ему жизнь, вылечить его, поставить на ноги. Но все остальное — в руках Божьих.

Юрий Трунин видит все опухоли насквозь

Фото: Юлия Ласкорунская

Помните ли вы своего первого пациента?

Конечно! Скажу больше, я помню почти всех пациентов, особенно тех, которые были у меня в первый год работы в отделении. Ведь такое не забывается. Когда мы только начинали, все было непросто. Мы очень много времени тратили на организацию и планирование лечения.

В первый год, когда только появилось наше отделение, мы провели лечение примерно пятистам больным. Сейчас через отделение проходит две с половиной тысяч пациентов в год — это взрослые и дети. Маленькие пациенты составляют где-то 10% от общего числа больных, то есть где-то 250-300 ребят в год.

А есть ли какие-то особенности в лечении маленьких детей?

Чтобы лечить совсем крошечных детей, нам приходится звать на помощь анестезиологов: ведь маленькие пациенты не понимают, что с ними будет происходить в комнате, где проводится процедура. И часто им тяжело находиться в покое и неподвижности, что требуется при этом лечении, поэтому необходимо применение седативных препаратов. Детям старшего возраста мы постепенно снижаем дозу или вовсе отказываемся от применения анестезии, когда они начинают понимать, что во время лучевой терапии ничего страшного с ними не случится.

Как долго проходит лечение?

Его длительность составляет от одного дня до полутора месяцев. И маленький пациент, которому предписано длительное лечение, приходит к нам вместе с родителями пять дней в неделю. Мы разговариваем, родители рассказывают о том, как себя чувствует ребенок, есть ли улучшения.

И после завершения [лучевой терапии](7734) мы наблюдаем за состоянием ребенка. Для этого он должен приезжать к нам раз в три или шесть месяцев. Есть первые пациенты нашего отделения, которые на протяжении 15 лет раз в год приезжают к нам на контрольные обследования. К счастью, у большинства из них все хорошо. И, конечно, когда на протяжении многих лет мы видимся с нашими бывшими пациентами, можно говорить о каких-то человеческих привязанностях, которые возникают между пациентами и врачами.

Этот космический аппарат помогает уничтожить самые коварные опухоли

Фото: Юлия Ласкорунская

О лучевой терапии

При каких заболеваниях можно использовать радиохирургию?

Проще назвать, какие опухоли мы не лечим. Мы занимаемся большинством опухолей головного и спинного мозга, которые чаще встречаются у детей и при которых эффективно лучевое воздействие. Сейчас есть тенденция к уменьшению объемов и доз облучения.

Стереотаксическое облучение может применяться у детей младшего возраста. А когда мы говорим об облучениях больших объемов, эта методика применяется к детям постарше. Если раньше широкими полями облучали детей трех-четырех лет, то сейчас — детей семи-десяти лет. Это стало возможно в том числе благодаря применению современной химио- и иммунотерапии.

Откуда у вас уверенность, что радиолучи уничтожают именно те клетки, которые нужно?

Нам помогают современные методы диагностики. При планировании лучевого лечения мы используем все существующие методы, у которых высокое разрешение, — МРТ, КТ и ПЭТ-исследование. Все это позволяет нам максимально точно выделить очаг и сфокусировать на нем всю нагрузку. Кроме того, наше оборудование заточено под максимально локальное и прицельное облучение.

То есть лучу нужно дать точный адрес, куда бить?

Да. Мы же перед процедурой создаем программу облучения, которую потом реализует аппарат. Мы загружаем эту программу в него, и тот лечит пациента. А вот определение места, которое нужно лечить, — это работа команды врачей, физиков, инженеров.

В ряде случаев физики и инженеры играют даже более важную роль с точки зрения нюансов планирования, чем врач. Поэтому я всегда говорю, что это командный труд, а не работа одного врача. Точно так же, как и в нейрохирургии, когда в операционной обязательно находится целая команда специалистов: нейрохирург, анестезиолог, медицинские сестры.

В руках у Юрия Трунина специальная маска, которая изготавливается для каждого пациента

Фото: Юлия Ласкорунская

Говорят, что есть опухоли головного мозга, до которых сложно добраться даже при помощи сверхмощных аппаратов. Так ли это?

Наши методики позволяют проникать в любую часть тела и на любую глубину. Главное в нашем деле — визуализация опухоли, знание, где ее очаг располагается, и определение его границы.

Наша задача в том, чтобы провести максимально прицельное лечение. Естественно, у каждого метода есть свои показания и противопоказания. Есть опухоли мозга, которые, к сожалению, рецидивируют, и, несмотря на современные методики, нам не удается добиться длительной ремиссии. Такие пациенты возвращаются с ранними рецидивами. Но, к счастью, таких ситуаций становится все меньше. Это не только наша заслуга. Речь также об успехах в нейрохирургии и современных методах лекарственной терапии. Комплексный подход позволяет нам обеспечить максимальное выздоровление пациентов, которые еще несколько лет назад считались инкурабельными. А сегодня они живут и выздоравливают!

Как работает лучевая терапия? Воздействует ли она, например, на кровь?

Мы воздействуем локально, и на показатели крови лучевая терапия никак не влияет. Мы работаем в связке с детскими онкологами. Когда пациент параллельно с лучевой терапией получает химиотерапию, только в этом случае могут быть изменения в показателях крови. А также в ряде случаев, когда речь идет не о стереотаксическом облучении, а о конвенциональном, когда облучается вся голова или вся спина больного. Такое лечение действительно влияет на показатели крови.

Что вызывает опухоли, с которыми вы имеете дело?

Опухоли все разные. Злокачественные и некоторые доброкачественные опухоли мозга — это множество разных факторов, в том числе генетический сбой. Например, нейрофиброматоз, при котором возникают опухоли разной гистологической природы и в разных частях тела.

Под стеклом, на столе у Юрия Трунина, фотография его отца, известного нейрохирурга

Фото: Юлия Ласкорунская

Начало пути

Как вы оказались в институте им. Н.Н. Бурденко?

Я работаю здесь с 2001 года. Сначала пришел сюда в ординатуру на два года. Потом была аспирантура. В 2005 году появилось наше отделение радиохирургии и радиотерапии с дневным стационаром. И надо было осваивать новое направление под руководством Андрея Владимировича Голанова, нашего профессора и заведующего отделения. Мы тогда взяли на себя труд организовать практически с нуля новое отделение. Конечно, при поддержке директора института Александра Николаевича Коновалова.

До этого момента здесь было отделение лучевой терапии, где стоял старый гамма-аппарат. Когда появилось наше отделение, поставили новое оборудование: четыре аппарата для проведения прицельного стереотаксического облучения.

Почему ваше радиологическое царство находится в подвале?

Требуется определенная защита. В наших аппаратах работают линейные ускорители. В трех из четырех — ускорители высоких энергий. Для того, чтобы это было безопасно для окружающих, проще разместить их под землей, чем строить наземные бункеры. Ведь для обеспечения безопасности требуется более серьезная система защиты, иная толщина стен и прочее.

Как вы воспринимаете болезни, которые лечите?

Это, в каком-то смысле, в большинстве своем рутина. Есть стандартные ситуации, в которых мы действуем согласно протоколу. Но мы постоянно находимся в поиске оптимальных решений, подходов и методики лечения. По сути мы всегда пробуем что-то новое, пытаемся быть эффективнее. Кроме того, мы в курсе того, что делают наши зарубежные коллеги. У нас налажен обмен опытом. Мы ездим к ним, проводим совместные конференции, встречи, плотно обмениваемся информацией, обсуждаем сложные случаи.

Вы скоро будете защищать докторскую диссертацию. Какой теме она посвящена?

Пилоидной астроцитоме. Речь о доброкачественном образовании головного мозга, которое чаще всего встречается у детей. Она, хоть и считается доброкачественной, иногда ведет себя очень агрессивно. Мы пролечили много пациентов с таким диагнозом. И этот опыт нам позволил определить ряд важных закономерностей развития этой опухоли. Кроме того, наш метод позволяет контролировать и сдерживать ее рост. В общем, лечение, которое мы предлагаем, оказалось очень эффективным. Мы наблюдали за пациентами после лучевой терапии и выяснили, что более 90% из них излечились.

О личном

Как вы выбрали свою специальность?

Я хотел быть врачом с момента, когда начал себя осознавать. Возможно, сыграл роль авторитет отца. Мой папа — Юрий Константинович Трунин — был нейрохирургом в больнице им. Бурденко. Более 40 лет назад он основал новое направление — трансназальная нейрохирургия. Удаление опухолей хиазмальной области через нос. У него много учеников, которые продолжают это направление. Мы жили недалеко от института им. Н.Н. Бурденко. В старом корпусе весь второй этаж занимал оперблок, где он оперировал. Здесь же сейчас находится и мой кабинет.

Ребенком я регулярно приходил к нему на работу. Вся моя жизнь впоследствии была связана с этим институтом. Поэтому, видимо, у меня и сомнений никогда не было, что, когда вырасту, обязательно стану врачом.

Почему вы выбрали радиологию?

Я начинал в детском отделении нашего института, у профессора Сергея Кирилловича Горелышева. Закончил здесь ординатуру по детской нейрохирургии. В какой-то момент, это было как раз в 2005 году, я решил, что было бы интересно освоить новый метод лечения. Вот тогда я сделал свой выбор.

Как ваш отец отнесся к этому выбору?

Совершенно спокойно. Я даже не помню, что мы как-то отдельно это обсуждали. Я рассказал ему о своем выборе. Он с ним согласился.

Вы с самого начала хотели работать с детьми?

Нет. Я закончил институт по специальности «лечебное дело». У меня была специализация «нейрохирургия».

Вы многодетный отец, как вы справляетесь с этой ролью?

У меня четверо детей. Я благодарен жене, потому что основную нагрузку по их воспитанию она взяла на себя. В силу нашей профессии большую часть жизни мы проводим на работе, а не дома, в семье. Жена тоже врач. У нее две специализации: врач-эндокринолог и специалист ультразвуковой диагностики.

Мы поженились на четвертом курсе. Георгию, самому младшему сыну, пять месяцев. Старшему — 20 лет. Он не пошел по нашим с женой стопам. Его заинтересовали восточные языки, учит китайский язык в МГУ. У нас две дочки. Маша, средняя дочь, учится в десятом классе, возможно, она будет врачом. Второй дочке, Александре, четыре, у нее еще рано спрашивать, продолжит ли она нашу династию.

А вы бы хотели, чтобы продолжили?

Я приму любое их решение. Старший сын был в нашем институте, я его познакомил с коллегами. Но его это не зацепило. Если младшие дети решат продолжить семейную традицию и стать врачами, я их, конечно, поддержу.

Вы демократичный отец?

По-разному бывает. Когда придешь с работы уставший, раздражение может вызвать любая мелочь. Но стараюсь держать себя в руках.

Как вам, отцу четырех детей, все-таки удается отдыхать?

Времени, чтобы побыть в одиночестве, в общем-то почти нет. Все выходные у меня расписаны. Все, что ты не успеваешь сделать за неделю, автоматически переезжает на субботу и воскресенье. А в качестве отдыха у меня смена деятельности. Ближе к пенсии, надеюсь, у меня все-таки появится хобби, а сейчас на него просто нет времени. Его нет даже на то, чтобы после работы просто лечь на диване и отдохнуть.

Дети выбирают, куда мы можем пойти все вместе. Из-за рождения младшего сына мы в последнее время никуда не ездили. Перед этим событием мы провели отпуск на Валдае. В лесах и тиши, подальше от цивилизации. Надо, конечно, находить время на регулярные занятия спортом. Иногда хожу в бассейн и спортивный зал. Единственное, что удается, — вечерами прогуляться быстрым шагом.

А домашние животные у вас есть?

Когда переехали жить за город, решили, что детям без собаки было скучно. Так в нашей семье появилась лабрадор. А потом — пражский крысарик, который внешне похож на уменьшенного добермана. Лабрадор, увы, уже умер. Остался крысарик, которому семь лет. Характер у него боевой, он даже умудрялся командовать лабрадором, которая была его старше и раз в пятнадцать тяжелее.

Новости

К сожалению, браузер, которым вы пользуйтесь, устарел и не позволяет корректно отображать сайт. Пожалуйста, установите любой из современных браузеров, например:

Google ChromeFirefoxSafari