Правда ли лекарства можно купить дешевле?

Как выглядят суммы, которые фонд тратит на покупку лекарств, показано в проекте «Смысл денег». Вот лишь одна цифра оттуда: до 5 млн рублей может стоить лечение одного ребенка современным лекарством, таким, например, как противоопухолевый иммунопрепарат «Блинцито». Поверить сложно, но это так. С такой прекрасной цифры, пожалуй, и начнем.

Прокомментируйте, почему курс лечения может стоить так дорого.

Главная причина в том, что «Блинцито» (блинатумомаб) — недавно разработанный препарат. А стоимость новых препаратов складывается из многих составляющих. Это не только себестоимость производства, но и прежде всего затраты, которые производитель несет на этапе разработки, исследований и внедрения нового лекарственного препарата. Зачастую это больше 15 лет работы: детальное изучение болезни и дизайн потенциальных лекарств, испытания их «в пробирке» (in vitro), на животных, затем клинические испытания на людях — многоэтапные и многолетние. Затем еще и расходы на регистрацию препарата. Поэтому, когда дело дойдет до продаж, производителю необходимо компенсировать стоимость разработок и труда сотен людей. Не говоря уже о том, что фармацевтические компании заинтересованы и в получении прибылей, часть которых пойдет на финансирование будущей работы. С течением времени лекарства обычно становятся дешевле: истекает срок патентной защиты, другие компании запускают производство дженериков. Но до этого момента проходят многие годы.

Если уж мы говорим о «Блинцито», вопрос такой: он входит в список жизненно необходимых и важнейших лекарственных препаратов (ЖНВЛП), но государство не покупает его для лечения детей. Почему?

Да, это так. С одной стороны, лекарство действительно в списке ЖНВЛП. С другой — пока еще его стоимость не входит в квоту (госзадание), то есть в то количество денег, которое больница получает от государства на лечение ребенка с конкретным диагнозом. Стоимость квоты рассчитывается из медико-экономических стандартов. Скажем, когда мы считаем стоимость химиотерапевтического лечения, сюда входят койка, на которой будет лежать ребенок, «тарелка» (завтрак, обед и ужин), оплата труда врачей, которые будут заниматься его лечением, и, конечно, стоимость препаратов химиотерапии. Обычных препаратов. А вот если ребенку жизненно важно дать именно инновационный препарат, его стоимость уже часто в квоту не входит. И государство оплачивать его не будет. Было бы хорошо, если бы все участники вывода инновационных лекарств на рынок действовали более согласованно. Тогда доступность препаратов для пациентов обеспечивалась бы в кратчайшие сроки. Но поскольку это не так, без помощи благотворительных фондов пока не обойтись.

Есть ли положительный опыт — истории, когда государство полностью взяло на себя расходы?

Да. Была, например, история с противоопухолевым лекарством, которое называется бевацизумаб. В свое время у больниц часто не было денег, чтобы его покупать. А лекарство дорогостоящее, к тому же с ним нередко бывали перебои. Сейчас есть российский дженерик с тем же действующим веществом, и большинство клиник им обеспечивается.

Или, скажем, для взрослых с диагнозом «острый миелобластный лейкоз» в стандарты недавно были включены венетоклакс и даратумумаб. Это дало возможность изменить финансовое наполнение квоты — то есть схемы лечения с применением этих препаратов теперь будут доступны для пациентов. И мы надеемся на такой же подход в отношении других инновационных противоопухолевых препаратов.

Как фонд узнает о том, что на рынке появился новый эффективный препарат?

От врачей, которые лечат наших подопечных в больницах. Ведь доктора интересуются тем, что происходит в мире, какие разработки ведутся в западных лабораториях. Например, появляются научные статьи о новых результатах. Или какая-нибудь лаборатория объявляет о том, что начинается первая фаза клинического исследования нового препарата. Дальше врачи следят, как прошли первая, вторая и третья фазы исследования. Потом препараты, доказавшие свою эффективность, получают регистрацию и возможность применения в терапевтических целях. Когда препарат, способный спасти тех или иных пациентов, становится доступным за рубежом, его можно использовать и у российских пациентов — как незарегистрированное лекарство. И заходит речь о его ввозе в Россию.

В европейских странах инновационные препараты тоже стоят очень дорого?

Вообще лекарства везде стоят по-разному. Цена может быть выше или ниже по двум причинам. Первая — решение производителя, который определяет предельную цену для отдельно взятой страны. Например, потому что производителю выгодно выйти на этот рынок. Вторая причина — государство регулирует ценообразование и производитель соглашается с действующими в данной стране правилами.

Есть миф, что лекарства можно купить дешевле, чем их покупает фонд. Якобы люди что-то такое видят в аптеках или интернете.

Информация о том, что какой-то препарат стоит дешевле, скорее всего, поступает из интернета. В обычной аптеке сложно увидеть лекарства, которые покупает фонд. Они не стоят на полках просто так: аспирин есть, а химиотерапевтических препаратов или дорогостоящих внутривенных антибиотиков нет.

А теперь разберемся с тем, что происходит в интернете. Данные, которые можно увидеть в электронной справочной, часто не совпадают с реальностью. Но вы видите привлекательную цену и заходите на сайт. И, значит, с точки зрения продавца полдела уже сделано: вы на сайте. А вот найдете ли вы там то, что ищете, большой вопрос.

Во-первых, препарата может не оказаться в наличии. Вы видите, что по данным электронной справочной лекарство якобы есть в четырех аптеках по всей Москве — но вы обзваниваете их и понимаете, что на самом деле сейчас его нет ни в одной. Эта история знакома почти всем, кто когда-либо искал дефицитные препараты для себя или близких.

Во-вторых, если цена лекарства в какой-то аптеке указана существенно ниже средней, то в ходе уточнения информации, скорее всего, выяснится, что на самом деле это не так. Дешевле могут стоить разве что так называемые сроковые упаковки — это значит, что у лекарства заканчивается срок годности.

Раньше подозрительная дешевизна могла быть связана и с серыми схемами.

Да, еще год назад это было проблемой: лекарства перепродавались после получения их по госконтракту и попадали в розничную торговлю. Сейчас мы надеемся, что с введением маркировки ситуация улучшится.   

Еще раз повторюсь. Необычно низкие цены в интернете — это или для привлечения внимания покупателей (чтобы человек позвонил или приехал), или сроковая упаковка, или эта упаковка вообще одна-единственная, которая к тому же помялась. А иногда претензии к нам по поводу цен на лекарства основаны просто на непонимании: цены на одно и то же лекарство в разных дозировках и формах могут отличаться во много раз.

Почему фонд имеет возможность покупать лекарства по действительно низким ценам?

Потому что у нас есть пул поставщиков, и мы интересны им с точки зрения оборота, как заказчики и плательщики. Ведь мы тратим на лекарственные средства сотни миллионов рублей в год. Это существенно для мелких поставщиков, если мы говорим про розницу. А для крупных поставщиков сотрудничество с фондом — это еще и вопрос социальной ответственности. Именно поэтому они предоставляют фонду наиболее выгодные условия сотрудничества.

В первую очередь мы заключаем договоры с крупными зарубежными и отечественными компаниями. Все чаще мы работаем с фармкомпаниями, у которых есть производство в России: это может быть и полный цикл, и частичное производство, и упаковка зарубежных препаратов. Мы знаем, какой дистрибьютор является эксклюзивным, первым от производителя. Это нужно, чтобы цепочка ценообразования была максимально короткой. Кроме того, эта «первость» дает дистрибьютору ценовые преференции: у него есть ресурс понижать стоимость.

Целый отдел закупок в фонде работает над тем, чтобы мы могли покупать все необходимое (не только лекарства) по самым хорошим ценам. Сотрудники добиваются скидок, договариваются о специальных условиях, что-то удается покупать по цене ниже рыночной. Это большая, целенаправленная работа. Мы сотрудничаем с самыми разными поставщиками, поэтому нас нельзя обвинить в предвзятости.

Случается ли, что фонд покупает препарат дороже его обычной цены?

Так бывает, когда нам звонят врачи и говорят, что лекарство ребенку нужно срочно. Сегодня, сейчас. А в больнице необходимого препарата нет. И тогда мы покупаем его там, где нам могут предложить его немедленно. Получается, что если у нас есть время на ожидание, мы находим и покупаем лекарство по самой благоприятной цене, а если нет времени, мы берем то, что есть. Только потому что ребенку нужно сегодня: это требование стоит на первом месте. Такое происходит не то чтобы очень часто. Но это действия в интересах ребенка.

Иногда звучит такая претензия: почему мы покупаем иностранные препараты, а не наши?

Фонд не назначает пациентам лекарства. Он является плательщиком и следует за теми назначениями, которые даются врачами и подтверждаются экспертами фонда. Если доктор считает, что данному конкретному ребенку нужен оригинальный препарат — значит, мы его покупаем. Там, где есть возможность пользоваться аналогом, идет согласование с врачом: что именно из имеющихся на рынке средств будет оптимальным для ребенка. Врач оценивает это по состоянию пациента.

Сейчас становится все больше отечественных препаратов, и это хорошо. Но выбор конкретного лекарства из нескольких аналогов — неоднозначная проблема. Действующее вещество будет одинаковым и в оригинальном препарате, и в дженерике, но могут различаться примеси, фармакокинетика, побочные эффекты. Для уязвимого ребенка — например, после трансплантации костного мозга — эти различия могут быть очень существенными.

Мы не являемся экспертами, чтобы оценить технологию производства лекарств — ни химиотерапевтических средств, ни препаратов для борьбы с инфекциями и другими осложнениями. А вот врачи обладают достаточным опытом каждодневного лечения сложных пациентов, чтобы хорошо в этом разбираться и понимать, какое лекарство кому показано. Иногда это отечественный препарат, иногда зарубежный, бывает по-разному. Поскольку мы доверяем мнению врачей, мы не спорим, а оплачиваем то, что согласовали эксперты.