«Я — Наташа, мама трех диких индейцев»
Наталья Кобзарь отчаянно боролась за жизнь сына, но болезнь оказалась сильнее. Чтобы заполнить пустоту после его ухода, она решила взять под опеку трех братьев. И сейчас ни на что другое у нее просто нет времени.
Я родилась в Уссурийске. Но моим родителям захотелось романтики. И когда я училась в шестом классе, мы всей семьей уехали на Чукотку, в самый северный город страны Певек. Меня всегда интересовали биология и трудные подростки. Я закончила школу и поступила в Хабаровске в пединститут, на химико-биологический факультет. В какой-то момент желание работать с трудными детьми было настолько сильным, что я даже планировала бросить вуз. Но поразмыслила, что всегда можно получить второе высшее образование, и все-таки закончила институт. А потом решила вернуться в Уссурийск, чтобы работать в школе преподавателем биологии.
Наталья Кобзарь
Фото: из личного архива
Но найти работу по специальности в родном городе не удалось. И я устроилась в ГИБДД инспектором по пропаганде безопасности дорожного движения. Через три года здесь же появилась вакансия в отделе кадров, на которую я перешла. Потом узнала, что в школе милиции нужен специалист моего профиля и перевелась туда. На пенсию ушла из федеральной службы исполнения наказаний. С Андреем, будущим мужем, мы познакомились в Уссурийске. Его мама работала вместе со мной в одном отделе.
Большой как медведь
Дениска родился 15 октября 1999 года. Он был очень добрым и справедливым. Иногда возникало ощущение, что у него больше жизненного опыта, чем у меня. Сын хорошо учился и участвовал в олимпиадах, часто занимал призовые места. Подростком увлекся рэпом и даже сам стал писать тексты.
Ему было 18 лет, когда его рост достиг 192 см, а вес — 120 кг. У него был 50-й размер ноги. Но с его телосложением толстым он не казался. Друзья звали его медведь, а по сути он был добрый как слон. Денис очень любил фотографироваться на фоне медведей. Мечтал выучиться на ветеринара и лечить животных. Как-то я ему предложила летом поработать на выходных и во время каникул в ветеринарной клинике, где у меня был знакомый владелец. Сын согласился. И когда его практика на каникулах завершилась, он сказал, что лечить животных — его призвание.
Фото: из семейного архива
«Я верила, что у нас есть шанс»
Все началось в 2017 году, на ноябрьские праздники. Мы хотели всей семьей поехать на дачу. А Дениска стал вдруг жаловаться на сильную головную боль. Все-таки уговорили его поехать. Он лег на диван и почти не вставал. У него ужасно болела голова и даже началась рвота. Измерили давление — высокое. Вызвали скорую. Ему дали какие-то таблетки, чтобы снизить давление, но они не помогали. Скорая приезжала еще несколько раз, но без толку. На третьи сутки мы собрали сумки, чтобы поехать в стационар. В приемном отделении нам посоветовали сделать МРТ.
Когда врач, проводивший это исследование, вышел к нам и сказал: «Я вам сочувствую, у вашего парня отек головного мозга на фоне опухоли. Нужна срочная операция», у меня потемнело в глазах. В уссурийской больнице есть только неврологическое отделение, отделения нейрохирургии нет. Мы повезли сына во Владивосток. Там его прооперировали и убрали отек.
Но через несколько дней после операции сын вдруг сказал, что стал хуже видеть. На фоне оттока спинно-мозговой жидкости начался стремительный рост опухоли. В первых числах декабря 2017 года мы улетели в Москву, в Центр нейрохирургии им. Бурденко. Когда опухоль удалили, мне сообщили, что это герминома. Земля ушла из-под ног. Я понимала, что это очень сложно лечится. Но верила, что у нас есть шанс и мы сможем победить болезнь.
Денис в перерыве между лечением
Фото: из семейного архива
«Никто не знает, сколько осталось до конца»
Через полтора месяца Денису снова стало хуже. Врачи в Уссурийске разводили руками. Сделали ПЭТ-обследование. Выяснилось, что это рецидив. Мы снова оказались в Бурденко, жили на амбулаторной квартире, которую предоставил фонд, лечились: облучение на аппарате «Гамма-нож», четыре курса «химии». Уехали домой перед Новым годом, но вскоре снова вернулись в больницу. В марте 2019 года нас отпустили домой.
Через месяц после возвращения я заметила, что Дениска стал пить обезболивающие таблетки. Незадолго до этого увидела у него пост, опубликованный еще в Москве. Сын сфотографировал красивый московский закат. А в посте под этой фотографией написал: «Время нас меняет, как не поменял бы никто другой. Прожить еще день или два, неделю, месяц, год, а может быть, сто лет. Никто не знает и не скажет, сколько осталось до конца… Это решает для себя каждый сам. Лови момент, ведь это может уже никогда не случиться. Время научило, что надо жить здесь и сейчас».
Когда врач вышел к нам и сказал: «Я вам сочувствую, у вашего парня отек головного мозга на фоне опухоли. Нужна срочная операция», у меня потемнело в глазах.
Наталья Кобзарь,мама бывшего подопечного фонда
Сына мучили боли в шее. Мы готовы были лететь снова в Москву. Но за два дня до вылета Денис уже не мог самостоятельно передвигаться. Я, как могла, пыталась облегчить его состояние. Мы возили его в разные больницы и частные клиники. Но все без толку. В конце концов, мы привезли Дениса домой...
Я не была готова к уходу сына. Я до последнего момента разговаривала с ним и держала его за руку. Рассказывала ему о своих мечтах. О том, что настанет день и мы обязательно поедем к морю. В последние минуты мы с мужем сказали Денечке: «Мы здесь рядом и мы любим тебя. Ты самый лучший сын на свете. Мы обязательно встретимся».
Денис не дожил до своего 20-летия три недели. Сказать, что после ухода сына мне было очень тяжело, это ничего не сказать. Я не могла спать ночами, не спала и днем. Не понимала вкуса еды, да и есть совсем не хотелось. Без Дениса в моей жизни не стало ни праздников ни будней. Были лишь серость и слезы. И огромная пустота, которую нечем было закрыть.
Три диких индейца
Фото: из семейного архива
«Давай усыновим ребенка»
Спустя какое-то время муж предложил: «Давай усыновим ребенка». Эта идея мне очень понравилась. В начале 2020 года мы пошли в органы опеки. Записались на курсы приемных родителей. Мы начали искать мальчика для усыновления. У нас было только одно требование, чтобы ребенок был здоров. Но я тогда подумала, что одного ребенка мне будет мало. Два — тоже. Пять — точно перебор. А вот троих мы вполне потянем — я очень надеялась этой ватагой пацанов заполнить свою пустоту, которая образовалась после ухода Денечки.
Мы нашли трех братьев. Наверное, у меня возобладал страх — если возьмем одного и снова потеряем его?
Мы пришли знакомиться с братьями в Дом малютки. Мальчишек запустили к нам в комнату. Старший Елисей, ему было четыре года, кинулся мужу на шею с воплями: «Папа!». И младший двухлетний Игорек побежал за ним. А средний Сережа не двинулся с места. Я подошла к нему, присела на корточки и говорю: «Как тебя зовут?». «Сеёжа», ответил он и так смешно поежился. «Сережа, иди ко мне». Я взяла его на руки, обняла и захотела погладить по спинке. А Сережка дернул плечиками и снова поежился. С тех пор я называю его Ежиком, уж очень он похож на этого зверька. Так в августе 2020 года мы взяли под опеку трех мальчишек.
Фото: из семейного архива
«Мама, я тебя лублу»
Когда ребята после Дома малютки попали в нашу семью, они вели себя как Маугли. Бросали в телевизор сандалии и игрушки, разбили люстру, мыли руки в унитазе, пытались лезть в электрические розетки, сломали кровать. Мы часами сидели в песочнице и учились лепить из песка куличики. Они покатались на всех горках в округе. На прогулке мы тормозили на перекрестках и смотрели, как едут машины, включая поворотники. Огромный интерес вызвали бетономешалка и подъемный кран. Мы специально стояли у железнодорожного переезда, чтобы увидеть электровоз и услышать, как он гудит. Они были в восторге, когда я предложила им махать проезжающим мимо составам. Машинисты махали им в ответ и сигналили!
Первое время им было очень трудно привыкнуть к новой жизни. Были срывы и истерики. Пока мы десять месяцев ждали, когда нам дадут путевку в детский сад, мы учили мальчишек всему, что должны знать дети их возраста. Иногда я думала, что сойду с ума от напряжения и ответственности, которые на меня свалились.
Я хочу переписать свою жизнь набело. И решение взять под опеку моих диких индейцев — это мой чистовик.
Наталья Кобзарь,мама бывшего подопечного фонда
Несколько недель назад мы с Сережей были в больнице, на плановой операции. В общем, ничего страшного. Пришло время выписываться. Мы с одной мамой решили обменяться телефонами. Когда настала моя очередь назваться, я ей говорю: «Запишите меня так — “Наташа, мама трех диких индейцев”». Психологи нас настраивали, что, мол, не надо сравнивать приемных детей с родными. Но временами я в Сереже вижу черты Дениса. Сережка часто мне говорит: «Мама, я тебя лублу» и идет целоваться. И тогда я таю. В какой-то момент муж сказал мне: «Давай вернем их назад, они же такие непослушные, и у нас нет никакой личной жизни». Я ему сказала: «Нет, обратной дороги у нас нет».
Да, мы взяли детей, чтобы закрыть ту пустоту, которая образовалась с уходом сына. Они сложные. И у меня появился смысл жизни — я хочу успеть что-то сделать для этих мальчишек. Но я знаю, что дорогу осилит идущий. Я уверена, что в моей жизни после смерти сына все должно быть по-другому. Я хочу переписать свою жизнь набело. И решение взять под опеку моих диких индейцев — это мой чистовик.
Иногда мне хочется все бросить и рвануть в Москву, чтобы пройтись по тем местам, где мы бродили с Денисом. В такие моменты мне кажется, что я смогу там встретить сына. Мне очень не хватает общения с ним, его тонкого юмора и добрых шуток.
Новости
«Просто беру и делаю»
Ко Дню отца вместе с журналом для родителей «Нет, это нормально» рассказываем историю Ильнура Вахитова, папы четырехлетней Даши. Мы привыкли, что в больнице с детьми остаются мамы, но и папы тоже! Слово Ильнуру.
«Я должна была спасти своего ребенка»
Невероятная история Егора и его мамы Марии, которые шаг за шагом шли к победе над болезнью. А также обо всех тех, кто им помогал на этом пути.
«Сложно в этом признаться, но я плакал»
Новый герой проекта о родителях «Мамы (и папы), вы лучшие» — Владимир, папа Егора. Вы помните этого юношу? Во время лечения в больнице он снимался в клипе Риналя Мухаметова «Запах эвкалипта».